Настоящие тезисы сокращенно излагают содержание главы 7 эссе 1992 года “Константин Васильев и Даниил Андреев – полюса русского менталитета”. Эта глава впервые выделена здесь в самостоятельную тему и снабжена дополнением об автопортрете с кружкой.
На единственном прижизненном вернисаже в здании ВЦ КГУ(Казанский государственный университет) в 1974 году художник Константин Васильев с вызовом заявил, что “родился на территории Третьего рейха”, потому-де германский дух всю жизнь воздействовал на него и помог избежать “импрессионизма, экспрессионизма и прочих сионизмов”. “Третий рейх” означает здесь не только оккупированную гитлеровцами территорию СССР (К. Васильев родился в 1942 году в Майкопе 27 дней спустя после занятия города немцами), но некую “духовную территорию”. Таков смысл трофейной немецкой кружки, которую художник держит в руке на своем предсмертном автопортрете (1975).
По гиперпространственному каналу, возникшему между германской зоной Мудгабра и российским Энрофом (см. мои тезисы “Метаистория власовского движения”), в психику подрастающего Васильева и других россиян его поколения текли духовные эманации. Воздействие не могло быть эффективным ни на лиц, вообще чуждых духовным исканиям, ни на тех, кто был просвещен светом Христовым,– идеальными адресатами стали те, кто в своих поисках вышел на языческий идеал “сильной личности”, а Васильев был из их числа [1]. Под воздействием духовных токов Мудгабра, где посмертно находится в своем эфирном теле Гитлер, не прошедший искупления в мирах возмездия, не осознавший потому демоническую сторону государственности и полностью сохранивший свою темную духовность, нацистская “тьма” мало-помалу перестала казаться такой уж тьмой. Как заметил поэт-скоморох Игорь Губерман, “зло обаятельней добра, и гибче, и разнообразней”: на ужасающей фигуре Гитлера, на многих его поступках, как справедливо отметил Андреев, “есть некоторый налет романтики” [2], отсутствующий у Сталина и последующих генсеков.
С какой силой могла действовать эта романтика на молодежь застойных лет, свидетельствует потрясающий человеческий документ – поэма Алексея Дидурова “Мертвая голова”, название которой навеяно известной эсэсовской эмблемой:
На кухне, в ванной, в нужнике – темно.
В Кремле – малоземельский проходимец.
По телеку – страны любимец Штирлиц…
И посредине ада, чада, смрада,
Как долгожданный праздник, как награда.
Как люди-боги из страны чудес,
Где танго, танки “тигры” и оргáны,
Где не блюют в диваны уркаганы,–
С телеэкрана входят в дом “СС”…
Притом, видать, с подкорочной подсказки
Я вижу сам себя в немецкой каске,
Да с острыми присосками рогов [3].
Эти каски с рогами видим и мы – на картинах Васильева “Вотан”, “Валькирия над сраженным воином”. Напрямую романтически изображать гитлеровцев было слишком опасно, и он позволил это себе, кажется, только на полотне “Нашествие”, довольно двусмысленном,– зато вволю разгулялся в древнегерманских, нибелунговских сюжетах, тоже надиктованных из Мудгабра через “подкорочную подсказку”.
Какое, однако, дело игвам германского шрастра до российских граждан? Любовь людей к государству является единственной пищей уицраоров, заготавливать которую обязано население шрастров. Верховный демон нашей планеты Гагтунгр использует уицраоров и шрастры для достижения своей конечной цели – прельщения человечества универсальным бездуховным учением и установления абсолютной всемирной тирании. В 1917 году санкция Гагтунгра легла на Третьего Жругра с его коммунистической доктриной. В конце 1957 года санкция Гагтунгра была перенесена на Мудгабр и на уицраора США Стэбинга, использующего космополитическую доктрину. Обо всем этом можно прочесть в “Розе Мира” Д. Андреева. Смерть этого великого духовидца прервала его метаисторическое повествование на 1958 годе, но пользуясь его метаисторическим методом познания, мы можем заглянуть в демонические миры 60-х и последующих годов, вплоть до наших дней.
По мере того, как тело преуспевающего Стэбинга росло в габаритах, его начал мучить тот же голод, что был знаком в 1945-1957 годах Третьему Жругру. А ведь игвам Мудгабра приходится кормить уицраоров нескольких государств. Эманаций населения ФРГ едва хватало на прокорм Укурмии, а эманаций народа США уже не хватало для прокорма огромной туши Стэбинга, и требовалось вовлечь в эманирование улавливаемых Мудгабром великодержавных российских психоизлучений новые человеческие ресурсы. Гитлер к тому времени понял, что его нацистская доктрина не годится для всемирной цели Гагтунгра, но вполне годится для внедрения в Россию.Тогда-то и было решено использовать канал между германской частью Мудгабра и Россией. Все больше советских подростков пленялось гитлеровской “романтикой”, не смущаясь агрессивной и бесчеловечной сущностью его доктрины, и уже с 60-х годов эмоции этой молодежи оседали питательной росой не в росийском, а в германском шрастре. Обеспокоенный этим Жругр по дряхлости уже не мог вернуть себе свое в полном объеме, но за душу К. Васильева, видимо, шла особая борьба – он представлялся перспективным человекоорудием различным силам запредельных миров.
При любой возможности Жругр старался перекрыть, перехватить канал воздействия Мудгабра на психику художника. И сам Васильев, как планета двойной звезды, не всегда сумел бы отличить, чье влияние в данный момент преобладает, даже если бы осознавал существование иных миров и их обитателей. Такого осознания, однако, не было: самиздатовская “Роза Мира”, привезенная из Москвы друзьями, не произвела на него серьезного впечатления. Но выражение лиц многих персонажей Васильева, холод их очей да еще краски – то, чем истинный художник солгать не в состоянии,– выдают влияние Мудгабра.
Литература
1. Белгородский М.Н. Константин Васильев и Даниил Андреев как духовные феномены эпохи тоталитаризма // Феномены природы и экология человека. Тезисы докл.в Второго межд. симп. Казань, 1994, с. 142-144.
2. Андреев Д.Л. Собр. соч. Т. 2. М., 1995. с. 482.
3. Книжное обозрение. 1991 № 20.